Спасибо, Влад.
Это писал Петя Бутов. Незадолго до ареста. Я назвал Петю Витей. И вот...
КГБ говорите...
Дождливая осень. На дворе стоит, думаю я, год этак 79. Вечер. Я гуляю со своей малой, то бишь, дочкой.
На противоположной стороне улицы из тумана вырисовывается фигура моего друга Вити. Ну не друга, а, скажем, хорошего приятеля.
Витя! Витя! - Взываю я. Одному гулять скучно.
Приятель ведет себя странно. Он явно не настроен меня узнавать, хотя и движется в мою сторону.
Подойдя вплотную ко мне, он шепчет – отойди.
У меня сегодня был обыск. Забрали записную книжку там и твой телефон.
И быстро ушел, откуда и появился. В туман.
Тут надо рассказать про Витю. У него была, наверно, самая большая библиотека самиздата в городе.
Чего там только не было? И Архипелаг, и Синявский, и Шаламов, и ... Чего там говорить? Все было. И опаснейший из опасных Авторханов.
Если за Александра Исаича в те годы можно было нажить крупные неприятности, то за Авторханова сразу давали срок.
Мою знакомую на милом собеседовании в КГБ спросили – А читала ли она Авторханова? На что она, баба не дура, широко открыв глаза, переспросила – Какого Автора? И ее, пожурив, отпустили.
Три месяца я смотрел на телефон, как на врага. Все ждал звонка – НЕ позвонили. Обошлись без меня. Вите дали пять и два. Пять лагерей и два «по рогам». Выселения. Он досидел до перестройки, когда Горбачев под подпись стал выпускать диссидентов.
А другой мой дружок дослужился до подполковника в том же КГБ.
Жизнь странная штука, доложу я вам. Друзей детства не выбирают.
Нас было трое. Он, я и третий друг – Философ.
Друг мой был красавец, выпивоха и добродушный бабник – профессионал.
Мы вместе пили, гуляли, но никогда, даже на сильном подпитии, я не говорил с ним о том, о чем говорили все «кухни» империи. Зачем ставить человека в дурацкое положение?
И никогда не обращался к нему с просьбами. Нет! Вру! Обращался.
Это было, когда моей жене отказали в загран. поездке.
Я позвонил ему. Он сказал – я сейчас перезвоню. Звонок раздался через три минуты – Все в порядке. Жена полтора месяца собирала бумаги. Ходила на какие то дурацкие собеседования, оспаривала отказ. Моему другу понадобилось ТРИ минуты, чтобы решить вопрос.
Вечером жене позвонили домой – вы включены в группу.
Последний раз я встретил его в девяностом, когда трещала и разваливалась страна – колосс. Я только загнал свою машину на стоянку, как из рядом стоящей черной волги раздалось – Что не узнаешь? Иди сюда! Из Волги доносилось характерное бульканье и характерный запах чесночной колбасы с Привоза.
Мой дружок и еще два «служивых» удобно расположились на заднем сиденье и резали и наливали. И тогда я в первый раз позволил себе спросить – Ну хорошо, господа, уже все ясно страны не будет, а как же вы?
Они добродушно рассмеялись – Будет не эта, так будет другая. Мы всегда нужны. Я посмотрел на своего друга и сказал – Налей. Вы правы.
Тогда я видел его в последний раз. Через два года он умер. Мой друг.
Нырнул в бассейне и не вынырнул, а меня уже не было в стране. И наш третий друг детства - философ прислал мне письмо, которое шло полгода (тогда в Америку так шла почта) В письме было пять слов – мы остались вдвоем – Сережа умер.
Влад